Су Ши
Су Ши, выступавший под псевдонимом Су Дунпо (1037—1101), — знаменитый китайский поэт, эссеист, художник, каллиграф и государственный деятель эпохи династии Сун.
Су Ши родился в Мэйчжоу у подножия горы Эмэйшань в семье известного учёного. При прохождении кэцзюя юный Су Ши поразил экзаменаторов своей мудростью. За свою долгую карьеру сменил немало сановнических постов, управлял различными провинциями, участвовал в обсуждении планов реформирования системы государственного управления.
Подобно многим другим современникам, Су Ши не принял «новый политический курс» министра Ван Аньши, за что в 1079 г. подвергся ссылке в деревню на 5 или 7 лет. Вместо того, чтобы горевать о нищете и забвении, Су Ши восхищался природой провинции Хэбэй и писал стихи, которые вошли в число жемчужин китайской поэзии. Их отличительные черты — оптимистическое мироощущение и формальное новаторство.
По возвращении ко двору Су Ши примирился с Ван Аньши и даже обменивался с ним стихотворными посланиями. Вместе с Шэнь Ко он занимался составлением трактата о лечебных травах. В 1094 г. он был вновь удалён от двора, на этот раз в южную провинцию Гуандун, где поселился в местечке Дунпо («восточный склон»), ставшем его псевдонимом.
Су Ши родился в Мэйчжоу у подножия горы Эмэйшань в семье известного учёного. При прохождении кэцзюя юный Су Ши поразил экзаменаторов своей мудростью. За свою долгую карьеру сменил немало сановнических постов, управлял различными провинциями, участвовал в обсуждении планов реформирования системы государственного управления.
Подобно многим другим современникам, Су Ши не принял «новый политический курс» министра Ван Аньши, за что в 1079 г. подвергся ссылке в деревню на 5 или 7 лет. Вместо того, чтобы горевать о нищете и забвении, Су Ши восхищался природой провинции Хэбэй и писал стихи, которые вошли в число жемчужин китайской поэзии. Их отличительные черты — оптимистическое мироощущение и формальное новаторство.
По возвращении ко двору Су Ши примирился с Ван Аньши и даже обменивался с ним стихотворными посланиями. Вместе с Шэнь Ко он занимался составлением трактата о лечебных травах. В 1094 г. он был вновь удалён от двора, на этот раз в южную провинцию Гуандун, где поселился в местечке Дунпо («восточный склон»), ставшем его псевдонимом.
Переводы Е. Витковского
С ЛОДКИ СМОТРЮ НА ГОРЫ
С лодки на горы смотрю — они
как резвые жеребцы.
Быстро мимо лодки летит
во сто голов табун.
Впереди — отчетливо предстают
скал исполинских зубцы,
Позади — испуганно мчатся прочь
бесчисленные беглецы.
Выше смотрю — крутая тропа,
склон каменист, высок.
Неспешно идет по тропе человек,
едва приметный вдали.
Машу рукой, окликнуть хочу,
но уносит меня поток.
Как вольная птица, летит на юг
мой одинокий челнок.
ВТОРЮ СТИХАМ ЦЗЫ-Ю
«ГУЛЯНИЕ ПО ЗЕЛЕНИ»
Мелкую пыль клубит ветерок —
это пришла весна.
Радостно путнику, что день
столь светел и столь погож.
Хорошо на обочину присесть,
выпить чашу вина.
Всходы пшеницы еще малы —
колесами не сомнешь.
За стены города горожан
зовет молодая трава.
На рассвете в поля выходят они,
оставляя работу свою.
От песен, кажется, горы дрожат,
качаются дерева.
В корзинках съестное, в тыквах питье;
объедки пойдут воронью.
Что это за человек в толпе
посреди дороги стоит?
Продавец талисманов, толстый монах, —
он вещает, и хмур, и строг:
«Шелковичные коконы примут у вас
кувшиноподобный вид!
Станет каждый баран крупней,
чем самый большой козерог!»
Не особенно верит прохожий люд
подобным речам наперед.
Разве что изредка из толпы
подходят купить талисман.
Немного денег монах соберет,
в винную лавку пойдет.
«Я — бог талисманов!» — твердить начнет,
когда окажется пьян.
ВТОРЮ СТИХАМ ЦЗЫ-Ю
О ЯРМАРКЕ ШЕЛКА
Сычуаньцам одежда и пропитанье
стоят немало труда.
Сычуаньцы веселье и шумный пир
устроить готовы всегда.
Тысячи добывают в полях
десяткам тысяч еду.
Упорно работают до весны —
отдыхают лишь раз в году.
Открывают торговлю в весенние дни,
распродают шелка.
О работе можно нынче забыть —
радость людей велика.
Осенью прошлой рубили тростник —
вполне оправдался труд:
Этой весной шелковичным червям
его в кормушки кладут.
В шелкоделии тыквы-горлянки нужны,
глина тоже нужна —
Не только на тонкий шелк и металл
все время растет цена.
Часто о детских косичках своих
мне вспоминать суждено, —
Как, забросивши книги, на рынок смотреть
мы ходили давным-давно.
Хвалили купцы лежалый товар,
не смущаясь при этом ничуть.
Крестьян удивленных торговец любой
всегда умел обмануть.
Снова и снова твои стихи
перечитывать я готов:
Не жаль родных покинутых мест,
жаль ушедших годов.
С лодки на горы смотрю — они
как резвые жеребцы.
Быстро мимо лодки летит
во сто голов табун.
Впереди — отчетливо предстают
скал исполинских зубцы,
Позади — испуганно мчатся прочь
бесчисленные беглецы.
Выше смотрю — крутая тропа,
склон каменист, высок.
Неспешно идет по тропе человек,
едва приметный вдали.
Машу рукой, окликнуть хочу,
но уносит меня поток.
Как вольная птица, летит на юг
мой одинокий челнок.
ВТОРЮ СТИХАМ ЦЗЫ-Ю
«ГУЛЯНИЕ ПО ЗЕЛЕНИ»
Мелкую пыль клубит ветерок —
это пришла весна.
Радостно путнику, что день
столь светел и столь погож.
Хорошо на обочину присесть,
выпить чашу вина.
Всходы пшеницы еще малы —
колесами не сомнешь.
За стены города горожан
зовет молодая трава.
На рассвете в поля выходят они,
оставляя работу свою.
От песен, кажется, горы дрожат,
качаются дерева.
В корзинках съестное, в тыквах питье;
объедки пойдут воронью.
Что это за человек в толпе
посреди дороги стоит?
Продавец талисманов, толстый монах, —
он вещает, и хмур, и строг:
«Шелковичные коконы примут у вас
кувшиноподобный вид!
Станет каждый баран крупней,
чем самый большой козерог!»
Не особенно верит прохожий люд
подобным речам наперед.
Разве что изредка из толпы
подходят купить талисман.
Немного денег монах соберет,
в винную лавку пойдет.
«Я — бог талисманов!» — твердить начнет,
когда окажется пьян.
ВТОРЮ СТИХАМ ЦЗЫ-Ю
О ЯРМАРКЕ ШЕЛКА
Сычуаньцам одежда и пропитанье
стоят немало труда.
Сычуаньцы веселье и шумный пир
устроить готовы всегда.
Тысячи добывают в полях
десяткам тысяч еду.
Упорно работают до весны —
отдыхают лишь раз в году.
Открывают торговлю в весенние дни,
распродают шелка.
О работе можно нынче забыть —
радость людей велика.
Осенью прошлой рубили тростник —
вполне оправдался труд:
Этой весной шелковичным червям
его в кормушки кладут.
В шелкоделии тыквы-горлянки нужны,
глина тоже нужна —
Не только на тонкий шелк и металл
все время растет цена.
Часто о детских косичках своих
мне вспоминать суждено, —
Как, забросивши книги, на рынок смотреть
мы ходили давным-давно.
Хвалили купцы лежалый товар,
не смущаясь при этом ничуть.
Крестьян удивленных торговец любой
всегда умел обмануть.
Снова и снова твои стихи
перечитывать я готов:
Не жаль родных покинутых мест,
жаль ушедших годов.
ВТОРЮ СТИХАМ ЯН БАО
«РАННЯЯ ВЕСНА»
В бедных проулках бушуют вовсю
ветер и снегопад,
Однако полон примет весны
ваш превосходный сад.
Я бы не прочь на тощем коне
проехать сквозь бурю и снег,
Пенье красавиц в вашем саду
был бы послушать рад.
Досаду развеять очень легко —
надо прибегнуть к вину.
Мы постарели, — что толку роптать
на солнце и на луну?
Веселое дело и день счастливый
трудно соединить.
Белые волосы, синее платье, —
заново песню начну.
Хотелось бы поле засеять мне —
давней мечты держусь.
Сети повесил бы вместо ворот —
бедности не стыжусь.
Службу оставить на три дня
свыше позволено мне.
Выспался сладко, проснулся и вот —
не ведаю, где нахожусь.
НОЧУЮ В ХРАМЕ ХАЙХУЭЙ
В плетеных носилках третий день
путешествую по горам.
Прекрасен путь, но крут чересчур
и недостаточно прям.
Вниз — до Желтых Ключей дойдешь,
вверх — дойдешь до небес.
С обезьяной сравнится в ловкости тот,
кто пройдет по этим буграм.
Вкруг пагоды — пропасти и ручьи,
не подойти напрямик.
Усталость моя весьма велика,
и голод весьма велик.
Ведущий на север висячий мост
под ногами глухо гудит.
Сотню шагов прошел до стены,
врат монастырских достиг.
Встречая путников, гулко ударил
колокол в тишине.
Главный покой засовов лишен,
но для отдыха годен вполне.
Из древней бадьи по желобу вниз
тонкая струйка течет.
Беспорочным служит эта вода,
но пригодилась и мне.
Прилег, захрапел — соседям на страх,
проспал почти до утра.
Как будто пятую стражу бьют —
светлеть небесам пора.
К трапезе колотушка зовет, —
значит, уже рассвело.
Безмолвие, только шорох подошв
доносится со двора.
НАПИСАНО К КАРТИНЕ ВАНА, ПИСЬМОВОДИТЕЛЯ ИЗ ЯНЬЛИНА, НА КОТОРОЙ ИЗОБРАЖЕНА ЦВЕТУЩАЯ ВЕТКА
Рассуждают: картины
в зерцала даны естеству.
Подобное мненье
недомыслием назову.
Рассуждают: стихи
можно так же творить.
О взглядах таких
не стоит и говорить.
У стихов и картин
основа сути проста:
Наитие свыше,
свежесть и чистота.
Кисть Бянь Луаня
живыми творила птах.
Кисть Чжао Чана
возрождала душу в цветах.
Возьми эти свитки,
сущности их лиши —
Явится грубость
вместо изъятой души.
Кто скажет тогда,
что красной краски пятно
Весну безграничную
людям раскрыть должно?
НАПИСАНО К ОСЕННЕМУ
ПЕЙЗАЖУ ЛИ ШИ-НАНЯ
Мощный изгиб древесных стволов,
ил темнеет речной;
Обнаженные корни редких дерев
иней покрыл ночной.
Правит веслом гребец в челноке —
куда возвращается он?
Домой, в деревню Желтой листвы,
на юг, на берег родной.
НАПИСАНО НА ПОЧТОВОЙ СТАНЦИИ ДЭНМАЙ, В ПАВИЛЬОНЕ ДОСТИГАЮЩЕГО ПРИЛИВА
В хайнаньской деревне остаток дней
дожить хотел в тишине,
Но владыка, душу мою призывая,
У-ян направил ко мне.
За проливом, куда пролегают пути
исчезающих птичьих стай,
Синие горы еле видны —
там настоящий Китай!
ВТОРЮ РИФМАМ ЦЗЯН ХУЭЙ-ШУ
На береге южном
барабаны и колокола.
Возвращаться пора,
словно закончился сон.
Бегут облака,
меняются в мире дела.
Луна в небесах,
словно радость моя, светла.
Снова дождем
вся земля залита.
Снова стихи
на бумагу потоком бегут.
Две реки провожают
меня в родные места.
Там, за деревьями,
вижу полоску моста.
«РАННЯЯ ВЕСНА»
В бедных проулках бушуют вовсю
ветер и снегопад,
Однако полон примет весны
ваш превосходный сад.
Я бы не прочь на тощем коне
проехать сквозь бурю и снег,
Пенье красавиц в вашем саду
был бы послушать рад.
Досаду развеять очень легко —
надо прибегнуть к вину.
Мы постарели, — что толку роптать
на солнце и на луну?
Веселое дело и день счастливый
трудно соединить.
Белые волосы, синее платье, —
заново песню начну.
Хотелось бы поле засеять мне —
давней мечты держусь.
Сети повесил бы вместо ворот —
бедности не стыжусь.
Службу оставить на три дня
свыше позволено мне.
Выспался сладко, проснулся и вот —
не ведаю, где нахожусь.
НОЧУЮ В ХРАМЕ ХАЙХУЭЙ
В плетеных носилках третий день
путешествую по горам.
Прекрасен путь, но крут чересчур
и недостаточно прям.
Вниз — до Желтых Ключей дойдешь,
вверх — дойдешь до небес.
С обезьяной сравнится в ловкости тот,
кто пройдет по этим буграм.
Вкруг пагоды — пропасти и ручьи,
не подойти напрямик.
Усталость моя весьма велика,
и голод весьма велик.
Ведущий на север висячий мост
под ногами глухо гудит.
Сотню шагов прошел до стены,
врат монастырских достиг.
Встречая путников, гулко ударил
колокол в тишине.
Главный покой засовов лишен,
но для отдыха годен вполне.
Из древней бадьи по желобу вниз
тонкая струйка течет.
Беспорочным служит эта вода,
но пригодилась и мне.
Прилег, захрапел — соседям на страх,
проспал почти до утра.
Как будто пятую стражу бьют —
светлеть небесам пора.
К трапезе колотушка зовет, —
значит, уже рассвело.
Безмолвие, только шорох подошв
доносится со двора.
НАПИСАНО К КАРТИНЕ ВАНА, ПИСЬМОВОДИТЕЛЯ ИЗ ЯНЬЛИНА, НА КОТОРОЙ ИЗОБРАЖЕНА ЦВЕТУЩАЯ ВЕТКА
Рассуждают: картины
в зерцала даны естеству.
Подобное мненье
недомыслием назову.
Рассуждают: стихи
можно так же творить.
О взглядах таких
не стоит и говорить.
У стихов и картин
основа сути проста:
Наитие свыше,
свежесть и чистота.
Кисть Бянь Луаня
живыми творила птах.
Кисть Чжао Чана
возрождала душу в цветах.
Возьми эти свитки,
сущности их лиши —
Явится грубость
вместо изъятой души.
Кто скажет тогда,
что красной краски пятно
Весну безграничную
людям раскрыть должно?
НАПИСАНО К ОСЕННЕМУ
ПЕЙЗАЖУ ЛИ ШИ-НАНЯ
Мощный изгиб древесных стволов,
ил темнеет речной;
Обнаженные корни редких дерев
иней покрыл ночной.
Правит веслом гребец в челноке —
куда возвращается он?
Домой, в деревню Желтой листвы,
на юг, на берег родной.
НАПИСАНО НА ПОЧТОВОЙ СТАНЦИИ ДЭНМАЙ, В ПАВИЛЬОНЕ ДОСТИГАЮЩЕГО ПРИЛИВА
В хайнаньской деревне остаток дней
дожить хотел в тишине,
Но владыка, душу мою призывая,
У-ян направил ко мне.
За проливом, куда пролегают пути
исчезающих птичьих стай,
Синие горы еле видны —
там настоящий Китай!
ВТОРЮ РИФМАМ ЦЗЯН ХУЭЙ-ШУ
На береге южном
барабаны и колокола.
Возвращаться пора,
словно закончился сон.
Бегут облака,
меняются в мире дела.
Луна в небесах,
словно радость моя, светла.
Снова дождем
вся земля залита.
Снова стихи
на бумагу потоком бегут.
Две реки провожают
меня в родные места.
Там, за деревьями,
вижу полоску моста.
дальше >>> скоро будет
| Последние изменения:
Дизайн и разработка © 2010 - TanWu |
