Восемь стансов об осени
I
Крупный жемчуг росы на листву упал,
Увядает кленовый лес,
И в ущелье Уся, и в горах Ушань
Свет безоблачных дней исчез.
На реке обезумели волн валы,
Словно к небу их вознесли,
А у крепости - груды тяжелых туч
Опускаются до земли.
И вторично цветут хризантем кусты -
Буду слезы я лить о них.
Но привязан давно одинокий челн,
Вдалеке от садов родных.
И хозяйки готовятся к зимним дням,
И одежды теплые шьют.
Мрачный замок Боди одинок и тих...
Долго ль мне оставаться тут?
II
В одинокой крепости Куйчжоу
Золотой закат недолго длится,
И, найдя для взора путь по звездам,
Все гляжу я в сторону столицы.
Слышу крики обезьяньей стаи,
Третий крик - я слезы проливаю.
Я скиталец на плоту убогом -
Он не приплывет к родному краю.
Вдалеке от Расписной палаты,
Где курильницы благоухают,
Здесь - за парапетом горной башни -
Дудки камышовые рыдают.
Та луна, что сад мой озаряла -
Весь в плюще и зарослях глициний, -
Лишь унылый берег тростниковый
И мисканты озаряет ныне.
III
На тысячу домов, под мирным солнцем,
Раскинувшихся в утреннем покое,
Который раз гляжу я терпеливо
С моей невзрачной башни над рекою.
Вторые сутки рыбаки хлопочут -
Теперь их лодки снова на причале,
И ласточки, про осень забывая,
Летают и летают, без печали.
Жил Куан Хэн - советник государя,
Но оценить его не пожелали,
Лю Сян хотел свою продолжить мудрость,
Но, видно, вспомнят и о нем едва ли.
А пожилые люди (что когда-то
Со мной учились в молодости) - ныне
Одеждой легкой, тучными конями,
Бесстыдно похваляются в Улине.
IV
За столицею слежу я,
Как за шахматной доскою:
На сто лет событий хватит -
Тут не справишься с тоскою.
Где дворцы князей китайских?
Кто теперь владеет ими?
Все посты и все поместья
Заняты людьми чужими.
Гонги бьют и барабаны,
И на западной границе,
Получив "приказ крылатый",
В бой несутся колесницы.
Пусть в реке уснули рыбы,
И драконы спят угрюмо -
О родной моей отчизне
Навсегда бессонны думы.
V
Ты видишь: ворота дворца Пэнлай
К югу обращены,
Росу собирает столб золотой
Немыслимой вышины.
Ты видишь: вдали, на Яшмовый пруд,
Нисходит богиня фей -
И фиолетовой дымки мираж
Становится все бледней.
Тогда раздвигаются облака -
И вот пред тобой возник
За блеском драконовой чешуи
Сияющий царский лик.
А я одиноко лежу у реки,
На склоне вечерних лет.
Где царские милости и хвалы? -
Давно уж пропал их след.
VI
От этой дикой красоты ущелья
До берегов прекрасного Цзюйцзяна, -
Наверно, десять тысяч ли, но осень
Свела в одно их пеленой тумана.
Я вижу галерею царской башни -
Там часто императора встречали,
И знаменитый лотосовый садик,
Куда вхожу я в скорби и печали,
И разукрашенных столбов блистанье,
И желтых цапель, прилетевших в гости,
И белоснежных чаек, что часами
Сидят на мачтах из слоновой кости.
И я глаза невольно закрываю -
Мне жаль того, что не увидеть снова...
Чанъань, Чанъань! Ты центр земли
китайской,
Ты тень великолепия былого!
VII
Передо мною пруд Кунминчи -
Подвиг Ханьских времен,
И боевые штандарты У-ди
И пурпур его знамен.
Ткачиха с пряжею стынет зря -
Бессильна ее мечта;
От ветра слегка шевелится хвост
У каменного кита.
А волны несут водяной рис -
Они от него черны.
И лотосы, чаши раскрыв свои,
Холодной росой полны.
Но только птицам открыт путь
Из крепости - на простор.
И снова томится старый рыбак
В плену у рек и озер.
VIII
Через Куньу и Юйсу дорога
Вьется на сотни ли,
Потом через северный склон Чжуннаня
Она приведет в Мэйпи.
Там не клюют теперь попугаи
Брошенное зерно;
Осталось гнездо на ветвях платана,
Но фениксов нет давно;
Там вместе с красавицами когда-то
Я ветки срывал весной;
Волшебники плыли со мною в лодке
Под ласковою луной;
И кисть моя повелевала природой,
Не зная ни в чем преград.
А ныне я стал и седым, и слабым,
И скорбно стихи звучат.
766 г.